В Евпатории в центральной городской библиотеке имени Александра Пушкина презентовали очередное издание романа Ильи Сельвинского «О, юность моя!». Выпущенная республиканским Мининформом тиражом в 300 экземпляров, со временем книга наверняка станет библиографической редкостью, но все-таки найдет своего благодарного читателя. Среди крымчан — точно, а уж тем более евпаторийцев, ведь в романе Евпатория — одно из мест действия.
Год спустя
Инициатором издания выступила местный историк литературы Людмила Никифорова. По словам исследовательницы, на протяжении многих лет она многажды предпринимала попытки обратить внимание региональных властей на необходимость переиздать произведение, в котором немало картин Крыма в канун революции и во время Гражданской войны. И вот в январе прошлого года, как Людмила Леонидовна рассказала на презентации, ей позвонили из крымского правительства с просьбой предоставить необходимые для подготовки издания материалы. Правда, после того как накануне, узнав от нее о столь благородном желании, замглавы администрации Евпатории Иван Просоедов пообещал землячке оказать необходимую поддержку.
Книга издана в декабре 2024‑го по случаю 125‑летия со дня рождения классика (отмечавшегося за полтора месяца до отправки макета в печать).
«Непрочитанный роман»
За пару дней до евпаторийской презентации издание представили в Симферополе. Там, обращаясь к гостям мероприятия, директор Центрального музея Тавриды Андрей Мальгин отметил, что произведение Сельвинского можно отнести к так называемым непрочитанным романам в русской литературе:
— Большинство людей знают о его существовании, даже предполагают сюжетную линию, но никому книга не попадала в руки. Она по каким-то причинам просто растворилась среди других, вышедших в шестидесятые годы. Это было время, когда стали приоткрываться революционные страницы нашей истории, период Гражданской войны, и когда фильмы и книги на данную тему несколько оттеснили на задний план этот роман.
Мальгин подчеркнул, что в романе говорится «о Крыме, которого в шестидесятых годах уже не было»:
— Сельвинский показывает Крым многонациональным, бурлящим. Он говорит о том, что в нем жили татары, караимы. Были немецкие колонисты, о чем в шестидесятых в принципе предпочитали не говорить. Он рассказывает о различных проявлениях революционной действительности, о которых тоже было не принято писать.
«Горе без берегов»
А странная у главного героя романа фамилия: Бредихин. По мере того, как разворачивается сочное и насыщенное всяческими подробностями повествование, он и вправду бредет по жизни. Памятуя же о том, что роман этот фактически биографический и к описываемым в нем событиям легендарный конструктивист возвращался по прошествии как минимум четырех десятков лет, можно, расправив крылья фантазии, допустить, что автор будто бредит, на склоне лет охваченный незнакомой доселе горячкой памяти.
И это лишь одна из сотен деталей, которая обращает на себя внимание (по крайней мере, вдумчивого читателя, на интерес которого, надо полагать, и рассчитывает искусный автор) и подвигает задуматься над избранным художественным решением. Вряд ли, работая над романом, в качестве такого внимательного читателя Илья Львович мыслил Валентину Груббе, которая после выхода произведения в свет обрушилась на автора с разоблачительными тирадами в соответствующем письме. Гораздо позже исследователи творчества Сельвинского согласятся с тем, что многое в его биографиях, по крайней мере, в описаниях жизни в годы революции и Гражданской войны, не во всем соответствует реальным фактам. В этом плане «О, юность моя!» можно расценивать как пример беллетризованной биографии. Однако вернемся к Груббе, которой в предисловии к презентованному изданию немало места уделяет его автор, замечательный писатель и литературовед из Евпатории Евгений Никифоров (1946–2024), для которого этот текст, кстати, стал финальным в яркой творческой судьбе. Груббе, высказывания которой приводит Евгений Геннадьевич, признается, что не была очевидцем описываемых Сельвинском в романе событий. «Но в моих руках исторические документы, и они помогли мне увидеть жизнь маленького городка, какой она была полвека назад» (свою оценку произведению Груббе давала во второй половине 1960‑х). Нетрудно догадаться, что и как могла развидеть в сухом языке этих самых документов завотделом пропаганды и агитации Сакского района Компартии Украины и по совместительству директор евпаторийского музея. «Можно с уверенностью предположить, что те, «кому следует», с письмом были знакомы. И, не делая лишней помпы, раскрутили мощный маховик игнорирования последней крупной работы известного писателя», — уверен Никифоров. Что же так задело эту, с позволения сказать, старую большевичку? Как отмечал тот же Никифоров в другой своей публикации ранее, «в свободное от заведования время мадам Груббе активно пропагандировала наследие евпаторийских «коммунаров». «И потому сразу же после появления в печати романа Сельвинского она тут же обрушилась на него с погромной «рецензией», которую предполагала поместить на страницах журнала «Агитатор», — рассказывает Евгений Геннадьевич. — Впрочем, «рецензия» была создана в жанре «открытого письма». За что же такое в романе мог зацепиться зоркий глаз этой беспощадной и суровой дамы? Да хотя бы за описания зверств, очень уж похожих на те, что, согласно сохранившемся свидетельствам, чинили в Евпатории, охваченной пожаром Гражданской войны, революционные матросы. В предисловии к роману Никифоров приводит небольшой отрывок из произведения, весьма жуткий в плане описываемых преступлений новоявленных «товарищей», свалившихся в революционном вихре на мирные головы бедных евпаторийцев: «Через минуту два матроса подвели к боту связанного человека в одном белье.
— Раз, два, взяли!
Деловитым движением они высоко подняли человека и швырнули его в море. На босых ногах висел чугунный колосник. Белый призрак пошел в воду прямолинейно, как гвоздь <…> Ребята (главный герой и его друзья. — Ред.) стояли зеленые от страха. Здесь пугало все: и чудовищное злодеяние офицера (белогвардейца. — Ред.), и не менее ужасная месть матросов».
Это он, Сельвинский, автор и, в сущности, главный герой романа, вместе с охваченными страхом ребятами зеленел от зримых зверств беспощадных апостолов нового мира. В 1942‑м на краю Багеровского рва ему предстояло обогатить свой и без того чудовищный опыт знакомства с человеческой жестокостью еще более высокой степенью озверения, когда ослепленные собственным превосходством гитлеровцы «недрожащей рукой» казнили ни в чем не повинных женщин, детей, стариков. Тогда взору поэта, по его же словам из ставшего хрестоматийным стихотворения «Я это видел», предстало «горе без берегов».
Для сравнения не грех привести историю из воспоминаний Бориса Пузанова — не поэта и не беллетриста, а бывшего следователя 2‑го Евпаторийского следственного участка, члена Особой следственной комиссии при главнокомандующем Вооруженными силами на юге России по расследованию злодеяний большевиков, ставшего затем протодиаконом. Его мемуары с характерным названием «Я помню рейд и помню корабли…» (Сельвинский, как видим, тоже помнил) весной 2022 года издала замечательный евпаторийский краевед и историк архитектуры Виктория Струнина. «На пароходе были образованы две комиссии: ту, что определяла «степень буржуазности», возглавляла Антонина Немич, а другую, определявшую «степень контрреволюционности», возглавляла Варвара Немич (дочери бывшего царского урядника Евпаторийского уезда), — вспоминает Пузанов. — Жертву обычно выводили из трюма на палубу и тут на нее набрасывались, отводили руки назад и связывали, к ногам прикрепляли чугунные колодки и живьем сбрасывали в море <…> А в это время Антонина Немич, стоя у борта парохода, смотрела в воду и считала «бульбочки» — тот воздух, который со дна морского выпускала жертва. Так протекал «суд» над несчастными арестованными, продолжался он три ночи, и за это время, как выяснилось в ходе следствия, было утоплено около 700 человек». А ведь кто такие эти дамы по фамилии Немич? Те самые коммунары, о чьем наследии столь ревностно пеклась старая большевичка Груббе. Более того, некоторые из них фигурируют в романе «О, юность моя!». На памятнике «коммунарам, погибшим от рук белогвардейцев в 1918–1919 годах», что установлен в одноименном сквере (Коммунаров), среди почти двух десятков фамилий фамилия Немич упомянута четырежды. «Шестерых революционеров, отдавших свою жизнь за советскую власть, вырастила эта семья», — отмечают авторы книги «Евпатория» Виктор Драчук, Валентина Смирнова и Юрий Челышев.
Вернуть долг памяти
«Зачем это написано Вами, Илья Львович? — с разоблачительным пафосом, вполне достойным иного опытного доносчика, вопрошает в своем «открытом письме» товарищ Груббе. — Надеюсь, Вы не хотели преподать урок нынешней юности, к которой обращен роман, — не принимать всерьез героическое прошлое нашего народа, о котором «кричат» памятники и монументы? Кровь предков ничего не стоит…»
Как справедливо замечает Евгений Никифоров, все эти «чугунные упреки» Груббе адресует «писателю, который принимал самое активное участие и в Гражданской, и в Великой
Отечественной войнах». «И не корреспондентскими наездами, как практиковали некоторые «генералы от литературы», бывал на передовой, когда такой приезд становился головной болью армейских политработников и командиров частей», — делает крайне важное уточнение автор предисловия.
Новое издание романа, по справедливому замечанию Никифорова, «помогает нам вернуть наш долг его памяти» и «может стать незаменимым чтением для нового поколения, которое такие понятия, как патриотизм, долг, честь, личное мужество и верность избранным идеалам, считает сегодня, что греха таить, архаизмами».
Фактически поддерживает (да, по-своему) Евгения Геннадьевича и Инна Мироненко, директор гимназии, которая с конца прошлого века носит имя Ильи Сельвинского и в которой, к слову, небезуспешно успел поработать знатный просветитель Никифоров. На презентации Инна Геннадьевна рассказала, что в будущем выпускникам гимназии было бы правильно по завершении обучения дарить на память произведения ее легендарных выпускников Ильи Сельвинского (роман «О, юность моя!») и Бориса Балтера (повесть «До свидания, мальчики»). По словам директора, сейчас с коллегами они обсуждают, какое из произведений выбрать.
— Детям кажется, что город серый и убогий, — вполне справедливо сетует Людмила Никифорова на нынешних юных евпаторийцев. — Но он не такой. Он — прекрасный.
И созданный большим поэтом почти 60 лет назад роман наверняка поможет сегодняшним юным горожанам постичь неповторимую тихую красоту этого маленького приморского городка. Ведь, как справедливо замечает на страницах своего произведения Илья Сельвинский, «дети растут в голову, старики — в нижнюю челюсть, юность — в душу».
Алексей ВАКУЛЕНКО.
Фото Sergey Kott.
Опубликовано в газете «Евпаторийская здравница» 9(19661) от 7.03.2025 г.
