Полузабытые,
они улыбаются —
мне…
с чистого,
еще не заполненного
листа —
и терпеливо ожидают,
когда же я…
возьмусь за ручку
и, брызгая чернилами,
воплощу…
пускай и по-своему,
но во-пло-щу...
Костик разговаривает с черепашкою, скребущейся в коробке.
А с кем еще?
Костик болен, кому интересно разговаривать — с больным человеком?
Очень больным…
— Наружу хочешь? — интересуется Костик. Пытается заглянуть в коробку с черепашкою… морщится от боли.
— Скр-скр!!
Черепашка скребется — с удвоенной силою.
Разумеется, хочет.
— Там — хорошо, — вздыхает Костик.
За окнами — лето. Настоящее — крымское — лето.
Лето…
Без черепашки и Костика…
— Ничего не получится, дурачок…
Ни-че-го.
Ни у черепашки, ни у Костика.
Не получится — вырваться.
Вырваться — в лето, навстречу — Солнцу и небу… и облакам…
На-ру-жу.
Костик пытается встать…
Нет…
До чего же обидно — сидеть у окна и смотреть, только смотреть…
А черепашка — не видит. Даже не видит.
И все равно — рвется наружу.
Костик улыбается скребущейся черепашке.
Молодец…
Скребись, милая…
Пытайся…
Вырваться — наружу.
В Солнце и лето.
И Костик… тоже попытается. Еще и еще.
Хотя бы — привстать.
Для начала.
Пускай отекшие, раздутые ноги — совершенно не слушаются.
Он — по-пы-тается.
Чтобы лето стало — его.
И черепашки.
— Скр-скр-скр!!
— Давай, милая…
— СКР-СКР-СКР!!
— ДАВА-А-АЙ!!
И пытается — встать.
И слушает, как яростно, целеустремленно скребется черепашка, и верит, что встанет…
Господи…
Ох…
О-о-ох…
Вста… вста-а-а-анет…
И вырвется — в лето..
