«ЕЗ» продолжает серию публикаций с историями тех, в чьих судьбах навсегда оставила след Великая Отечественная война.
Эмма Павловна ГЕТОВА (Черногруд), 1939 года рождения, уроженка города Славянска Донецкой области:
«Глядя на ветхую фотографию (она хранится в нашей семье более 80 лет), где две девчушки старательно позируют в плетеном кресле, я вспоминаю давний рассказ моей матери Екатерины Дорофеевны Федоренко. Тогда и возникают перед глазами картины прошлого. Эти воспоминания не раз омыты нашими горькими слезами.
С началом Великой Отечественной войны горести, испытания настигли весь народ, в особенности тех, кто попал в фашистскую оккупацию. Вот и нашу семью — родителей, мою старшую сестру и меня, трех с половиной лет от роду, весной 1942 года немцы насильно повезли из города Славянска в Германию. Ехали вместе с другими семьями в товарных вагонах, под частыми обстрелами. Обрывочно помню крики, стоны… Мама нас накрывала одеялом, от пуль защищала собственным телом. Останавливались в Житомире, затем во Львове, где всех зарегистрировали, раздели, мужчин выстроили напротив женщин. Медики осмотрели у каждого зубы, все тело, затем продезинфицировали, разрешили одеться. Вновь загнали всех, вместе с детьми, в вагоны, повезли до станции Опель, где снова была санобработка. Взрослым повесили на шею бляхи с номерами, каждого сфотографировали. Далее повезли нас в Берлин. Поместили в бараки лагеря Осткроиц-2, а когда его разбомбили, оставшихся в живых перевели в Осткроиц-5, затем — в лагерь Шонефельд (сейчас это мемориальный комплекс).
Все лагеря были огорожены колючей проволокой, охранялись немецкими солдатами на вышках с полосатыми столбами. Маму распределили на работу сначала в депо города Потсдама — мыть электрички. Затем приходилось делать уборку в разных помещениях, детали разные перебирать, железную дорогу ремонтировать. Взрослых поднимали в 4 часа утра, давали поесть баланду из брюквы, очистков картошки и какой-то зелени, потом увозили на работу до вечера. А ребятишки находились на территории лагеря за колючей проволокой. На детей еду не выделяли, поэтому родители делились с нами. Конечно, мы были голодными всегда. Часто подходили к охранникам, просили поесть, но нам ничего не давали — боялись доносов.
Спали мы в бараках на деревянных двухъярусных нарах. До сих пор помню, как мама, приезжая вечером с работы, расстилала на коленях светлую тряпочку и вычесывала на нее с наших немытых голов вшей. Моей сестре Лиле шел тогда восьмой год, а мне было около пяти лет. В бараке мы уже считались старшими. А рядом с лагерем был земельный участок бауэра (русского немца из Краматорска), у которого осенью мы убирали картошку. Одежду, в которой мы сфотографированы как раз в тот период времени, дала нам жена этого немца. Вот эти бауэры и навязали нам, девчонкам из барака, нянчить свою восьмимесячную дочку. За это в неделю давали одну пачку печенья и один кусочек мыла. Девочка была капризная — мы с трудом выдержали месяц. А чтобы избавиться от изнуряющей повинности, у спящей девочки выстригли волосы на темечке. Тут же очень испугались, сбежали и спрятались на мусорнике. Нас до ночи искали всем бараком. Так и не сознавшись в содеянном, мы чудом избежали наказания. Всю правду решились рассказать взрослым только после окончания войны.
Помню, что к нам из соседнего барака часто приходила 14-летняя девочка Саша Шурай, единственная в лагере родом из Краматорска. Мы с нею очень подружились. Иногда собирались в кучку на территории лагеря (это было уже в окрестностях Дрездена) и пели песню собственного сочинения:
Горит свеча дрожащим светом.
В бараке все спокойно спят.
Вокруг барака часовые
Своими крагами стучат.
Одна девчонка всех моложе
Не может, бедная, дремать:
«Ах, мама, мамочка родная,
Зачем пришлось мне горевать?
В чужой стране нас избивают,
Нигде прохода не дают.
И только «Русиш швайне райне»
Нас постоянно тут зовут…
Освободили нас, узников лагерей в Германии, советские солдаты в мае 1945 года. Вспоминать пережитое — унижения, оскорбления, побои, нашивки «Ост» — просто страшно! Когда возвратились домой, взрослые вновь хлебнули последствий фашистской неволи… Да и у нас, детей проклятой войны, юность и молодость были несладкими.
Большим потрясением после возвращения нашей семьи на Родину было известие о том, что наша любимая бабушка погибла в Славянске. И мы решили ехать в Крым — поселились вблизи Симферополя у родных. Не покладая рук начали трудиться. Я закончила сельскохозяйственный техникум, потом институт — стала виноделом. В Евпатории живу с начала 60-х годов. На винзаводе отработала два десятилетия. Затем увлеклась преподаванием — уроки труда вела в учебных заведениях, санаториях. Работа интересная, востребованная, с большой отдачей. Не жалела времени и сил на общественные дела. Являюсь заместителем Евпаторийской городской организации бывших малолетних узников фашизма.
…Ушли в прошлое тяжелые времена. Мы с сестрой, вспоминая лагерную подругу Сашу Шурай, решили ее отыскать. Выяснилось, что она обосновалась в Донецке, тяжело больна. Я дважды к ней ездила, постоянно общалась по телефону. Мы радовались друг другу как близкие родные люди, вспоминали пережитое всегда со слезами. К сожалению, в 2010 году нашей любимой подруги не стало. Делясь воспоминаниями о детстве узников фашизма, на встречах в школах, библиотеках, музеях — повсюду, куда меня приглашают евпаторийцы, я всегда призываю молодежь уважать и беречь старшее поколение, ведь это поколение детей, не знавших детства.
Публикацию подготовила Нина ЩЕРБАКОВА, член Союза журналистов России.
Фото из личного архива Эммы Гетовой.
Опубликовано в газете «Евпаторийская здравница» 30(19529) от 5.08.2022 г.
