По иронии судьбы эта поэтическая книга, небольшая по числу страниц и огромная по насыщенности человеческим теплом, вышла в середине прошлого года — високосного, когда мир людей охватила чудовищная пандемия. Скованный переплетом набор строк стал зарядом подлинной радости и оптимизма на фоне наступающей изо всех углов (и даже, пожалуй, утюгов) заразы. Стал и остается по сей день для многих, кто умеет творить добро, дружить и любить. Как поэт из Евпатории Александр Склярук, чью книгу «Все могут мудрость и года» летом 2020-го выпустил Медиацентр имени Исмаила Гаспринского.

У драматурга Эдварда Радзинского была пьеса «104 страницы про любовь». У Склярука и его почитателей, да и просто читателей, теперь есть чуточку больше — ​108 страниц про любовь. Ту самую, в которой, по словам другого автора из Евпатории, Николая Столицына, спрятан солнца свет. Человеческую. Настоящую. Всамделишную. Исполненную, по признанию самого Александра Семеновича, разных возрастов, от юношеского наивного до абсолютно зрелого. Любовь многоликую и многоголосую. И даже многоязычную — ​несмотря на то, что в книге преимущественно представлены тексты на русском, в ней можно встретить авторские строки на армянском и украинском, а также их переводы на крымскотатарский, английский и даже корейский. Ничего удивительного в этом нет: как признается в предисловии автор, в издание вошли стихи разных лет, от самых ранних, «в которых больше любви, чем поэзии, до последних, в которых больше поэтического восприятия, чем самой любви…» Поэт, по Скляруку, всегда однолюб, который «несет свою любовь с надеждой и верой». Не случайно эти главные христианские добродетели стали названиями трех из четырех разделов книги (последний, объединивший в себе все три, — «Пожелания и посвящения»). Но центральной среди них все равно остается любовь, которая, «будучи единственной, окрыляет лучшие порывы и выражает в то же время веру и надежду, радость и горе, печаль и счастье».

В бесконечной суете
Нахожу одну примету:
Если место есть беде,
Значит, радость рядом где-то.
Душу талые снега
Затопили до порога,
Но находится рука,
Что выводит на дорогу.

Открывающий первый раздел «Вера» текст звучит авторской декларацией оптимизма, символом веры в тот самый, кажущийся порой не более чем иллюзией, «добрый мир людей», о котором писал другой русский поэт Андрей Дементьев. Способность узревать в беспрерывной суете подобные приметы, выхватывать их и хвататься за них же, как за соломинку, — ​это ли не чудо?..

С другой стороны, не может не быть чутким человек, который неизменно живет «в мире нужных дел», для которого «счастье жить на свете! Писать стихи и улыбаться, любить творить…» И потому всякий раз спешит он поделиться с близкими откровениями, что происходят в мире, «где правит бал в волненье Лира и не пугают виражи… где чувства все оптимистичны, а цель — ​предельно высока» и где «душевно, снова необычно рождается в любви строка». Правда, помня о сокровенном, о нем же не кричит:

О прошлом и о будущем я знаю,
А потому надеюсь, не молчу.

Надежда Склярука — плоть от плоти воспетой классиком светлой печали, когда «сердце вновь горит и любит — оттого, что не любить оно не может».

И у Фонтана слез надежда
Вновь промелькнула осторожно…
Цветы лежали, как и прежде…
А значит, счастье так возможно…

Надежду эту в споре с вечерней зарей порой дарит «вечная волна» родного для Евпатории и евпаторийцев Черного моря:

Ночь безмятежно утаила
Крик чаек, яркость синевы…
Душе надежду подарила
На возвращение любви.

Несмотря на сыновью преданность «сердечному Еревану», «родной Москве», «красавцу Киеву» или «подарившему мечту святой любви Иерусалиму», больше всего строк Склярук посвятил маленькому приморскому городку «из волшебных слов». Той, своей, Евпатории, более полувека назад раз и навсегда ставшей «надежды светлой бесконечностью». Городу, где в Банном переулке, «на чистом перекрестке детства» «шум морской теснился гулко с трамвайным рядом, по соседству».

Где жили дружные соседи,
Которых не было нам ближе…
Что мы всегда за всех в ответе –
От них впервые я услышал…
Где пили чай грузинский вместе,
С хрустящим сахаром вприкуску,
И не было нам вовсе тесно,
Хоть дворик и казался узким…
Где ели кубете, чирчиры,
Кефаль по-гречески, султанку…
Где украинский борщ варили
С зажаркой и фасолью сладкой…
Где хворост нежный тети Зины,
Гефилте фиш от тети Эммы,
Шашлык Погоса-армянина,
Соседних разговоров темы…
Где мы здоровались друг с другом:
И «Мераба!», и «Калимера!»…
И дальше вместе все по кругу:
«Барев!», «Шалом!» и с доброй верой…

И творческим заклинанием звучат строки отдельного четверостишья, так же гармонично соседствующего с «Переулком детства», как некогда его герои друг с другом:

Пусть радость встречи повторится!
И счастье, и добро творящих —
Люблю я вас, евпаторийцы,
Живущих в мире, настоящих!

Игорь ЛИТВИНЕНКО.

Фото автора.

Опубликовано в газете «Евпаторийская здравница» 4(19452) от 05.02.2021 г.