Кандидат медицинских наук, заслуженный врач Украины и Автономной Республики Крым, лауреат Государственной премии Украины и премии Семена Дувана, действительный член медико-технической Академии РФ, детский ортопед-травматолог высшей категории, почетный гражданин Евпатории Анатолий Ненько, при всех своих наградах и регалиях, прежде всего Человек. Сильный, волевой, внимательный (как и подобает настоящему врачу!), исполненный здорового достоинства и напрочь лишенный напыщенности и высокомерия. Переживший — в прямом смысле — Великую Отечественную ребенком благодаря помощи, вовремя оказанной ему и его родным военными врачами, Анатолий еще в ранней юности определился с будущей профессией...
Руководивший с 1987 по 2011 год Евпаторийским центральным детским клиническим санаторием Министерства обороны Украины, ортопед-новатор Анатолий Ненько после развала Советского Союза продемонстрировал недюжинные способности как кризис-менеджер: ему удалось не только сохранить уникальную по-своему здравницу, но и придать ей новый импульс развития.
В интервью «ЕЗ» Анатолий Михайлович рассказал, каким во все времена должен быть врач, почему в Крыму необходимо развивать курорты (а не только туризм), какое впечатление произвела на него Мать Тереза и о чем в молитвах он просит своего коллегу, Святителя Луку Крымского.
«Нужна санаторно-курортная идеология!»
— Что вас радует в жизни?
— Радует то, что сегодня очень хорошая и нормальная молодежь. Напрасно ругают молодежь. Как сказал Николай Иванович Пирогов, я люблю молодежь, потому что вспоминаю свою молодость. Но сегодняшние ребята несколько другие: они и должны быть другими — в понимании нынешней жизни — в тренде быть. Это очень важно. А вот не радует в молодежи то, что нынешнее поколение по нашей вине упустило: их сегодня мало интересует наше прошлое. Я часто спрашиваю молодых о том, что для них означает Великая Отечественная война… Они так далеки от этого!
…Но все равно историю необходимо знать. Радует, что медицина достигла более высокого уровня. А не радует меня местное поликлиническое звено. Врачи поставлены в такие условия, когда, например, на прием отводится 15 минут. Притом что нельзя врача ставить во временные рамки. Огорчает то, что бывшая Всесоюзная с 1936 года здравница по многим причинам потеряла свою прошлую блистательную историю. Евпатория была пионерским городом, где отдыхали и оздоравливались дети в пионерлагерях, где тяжело больные дети лечились в санаториях, — лечились годами, месяцами… А сегодня детский церебральный паралич лечат максимум 21 день!..
— Это вряд ли можно назвать лечением.
— Это просто разбазаривание денег: вылечите вы из сотни человек десять! Это же преступление! Ведь в советское время только на адаптацию (Евпатория — особая здравница, в осенне-весенний период пациентам наших санаторных учреждений необходима адаптация) уходило 7—10 дней. И лишь потом детей «нагружали» приемом грязи, термальной воды и так далее. А сегодня вновь прибывших буквально «у поезда» встречают уже в Саках чуть ли не с ведром грязи и тут же «лечат». Это меня очень огорчает. Нужно многое предусмотреть, чтобы Евпатория соответствовала довоенному статусу курорта, да и послевоенному статусу тоже…
— В Евпатории медики в послевоенные годы добились того, что впервые на курорте больных детей стали выписывать излеченными от костно-суставного туберкулеза. То есть тогда евпаторийские врачи творили обыкновенные чудеса. Неужели сегодня, когда медицина стремительно шагнула вперед, о таких обыкновенных успехах, увы, говорить не приходится?
— Не приходится.
— Почему?
— Нивелирование деятельности началось еще до распада Союза. Наверное, какие-то взгляды наверху привели к тому, что специализация санаториев, о которой сегодня не может быть и речи, сохранялась. Сегодня каждый санаторий, каждый главный врач выживают, как могут. Тенденция такова: многие евпаторийские санатории, не имея в штате неврологов, лечат неврологические заболевания. То есть лечат штампованно. При этом и полностью «опошляют» саму здравницу. Мне не по себе от того, что в единственном крымском городе, где есть Институт детской курортологии и физиотерапии, отсутствует санаторно-курортная идеология! Отношение к лечению детей сегодня не соответствует избранному направлению, уровню понимания там, наверху.
— В прошлом году спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко обратилась к президенту России Владимиру Путину с предложением о восстановлении статуса Евпатории как Всероссийской детской здравницы. «Детских курортов у нас не так много, а курортов специализированных, ориентированных на лечение детей-инвалидов, и того меньше», — подчеркнула она, обращаясь к президенту. Со своей стороны глава государства поручил правительству и органам власти республики разработать меры по развитию в Евпатории санаторно-курортных организаций, обеспечивающих отдых и оздоровление детей. На ваш взгляд, какие меры прежде всего необходимо предпринять для того, чтобы Евпатория стала Всероссийской детской здравницей?
— Должна быть разработана и утверждена наверху, в Минздраве, в Кабинете Министров, Госдуме целевая программа. Главное — должна быть идеология по трем направлениям: медицина и кадры, оснащение и специализация санаториев, плюс адекватные сроки лечения. Раньше у нас дети лечились годами, и те, которые вылечились, все равно находились на контроле, проходили двухмесячный курс реабилитации.
— Надо ли сохранять группу Евпаторийских соленых озер? Не поздно ли?
— Для меня, который прибыл на курорт в 1970 году, то, что мы потеряли Мойнакское озеро, мойнакскую грязь — незаживающая рана. Грязь есть, но уровень рапы низкий, лечебные качества этой грязи — тоже… Но восстановить озеро можно. Должна быть программа сохранения, и она отработана. Сердце курорта — это грязелечебница. Это огромный лечебный фактор, и мы его потеряли, к сожалению. Восстанавливать надо и озера, и грязелечебницу, чтобы она работала. Очень тревожна ситуация с сокращением береговой линии: у нас уходит песок. Гидрологи доказали, что это является следствием выемки песка вдали от Евпатории.
«С учетом социальной значимости проблемы детской инвалидности и применения в этом плане разработок восстановительного лечения больных детей с нейро-ортопедическими заболеваниями, особенно детских церебральных параличей, рекомендовать на базе Евпаторийского детского клинического санатория МО Украины создать Межгосударственный национальный центр восстановительного лечения и медико-социальной реабилитации, а также стажирования детских специалистов»
Из резолюции VI-го Международного украинско — баварского симпозиума «Медико-социальная реабилитация детей с ограниченными возможностями здоровья», 2003 год
«Быть счастливым счастьем для других»
— Существует стереотипное мнение, что нынешнее поколение молодых врачей уступает предшественникам как в профессиональном, так и в нравственном плане…
— Молодое поколение заболело одной болезнью: страстью к деньгам. Это и есть основная причина того, что девальвировалось звание врача. Однажды Николая Ивановича Пирогова спросили, счастлив ли он. Он ответил так: «Быть счастливым счастьем для других — вот настоящее счастье и земной идеал жизни всякого, кто посвящает себя медицинской профессии». Счастлив ли сегодня врач? Сомневаюсь. Доктор должен быть милосердным. Как сказал Авиценна, доктор должен иметь глаза сокола, руки женщины, мудрость змеи и сердце льва. Но я бы поправил несколько: и сердце слона — большое, красное, доброе сердце. Важно, чтобы с первого курса университета и до конца своей деятельности ты пронес чувство уважения к своей профессии, а значит, и к больному. Важно понимать, что больной — твой родной человек и ты обязан протянуть ему руку помощи.
— Когда вы решили стать врачом?
— В 1944 году.
— В 10 лет?
— Мне и 10-ти не было еще тогда.
— Известно, что ребенком вы оказались в партизанском отряде.
— Я родился в Смоленске. Папа, кадровый офицер, участвовал в финской кампании, потом ушел воевать. Перед войной, в 1940 году, штаб Белорусского военного округа был передислоцирован в Минск (до этого был в Смоленске). Мы эвакуировались очень неудачно: нас разбомбили. Во время эвакуации погибли две моих сестрички, 1936-го и 1940-го годов рождения… А нас с мамой и сестричкой отправили к партизанам. Война прокатилась по нашей семье очень сильно. Папа, в неполных 33 года, погиб под Сталинградом в звании подполковника, замкомандира 51-й дивизии 9-й армии… Впечатления остались на всю жизнь.
— Вы сразу решили стать именно военным врачом?
— Да, причем хирургом. Так все и получилось.
— Благодаря вашей целеустремленности или определенным обстоятельствам?
— Никаких обстоятельств, только лбом в стенку: желание, упорство, стремление. В 1942 году я пошел в первый класс на оккупированной территории. Учеба еще та была: спаренные классы 1-й и 3-й, 2-й и 4-й. К нам приходил через каждые два дня немецкий военный комендант, который бил по рукам за грязь на ладонях… А откуда им быть чистыми, если нет мыла?..
— Вы неоднократно выступали инициатором и организатором международных конференций, приуроченных к юбилеям санатория Министерства обороны, — даже в те непростые времена, которые сегодня некоторые называют безвременьем 90-х…
— Хотелось послушать, увидеть, узнать, что делается в мире лечения нашей профильной патологии (ДЦП — ред.). Первую конференцию, приуроченную к 70-летию санатория, провел в 1990-м году. На нее были приглашены ведущие специалисты из всех союзных республик. В 1995-м году конференция к 75-летию санатория была удивительно красивой. В ней приняли участие специалисты из Германии, в том числе ее главные детские невролог и ортопед, а также доктора из Польши, Венгрии, Болгарии, из всех бывших республик Союза, в том числе Литвы, Латвии и Эстонии. В 2000-м году юбилейную конференцию посетили участники из 13 стран. В 2003 году на базе нашего санатория провели VI Украинско-Баварский симпозиум по лечению детского церебрального паралича. В нем участвовали представители около 20 стран.
— А как вы относитесь к народной и нетрадиционной медицине?
— Что-то рациональное в этом есть. Но чтобы в этом разобраться, необходимо иметь хороший опыт в традиционной медицине. Как немцы говорят, — «so lala», так себе…
— Если бы вы не стали врачом, чем бы профессионально занимались?
— Мне всегда нравилась история. Наверное, был бы историком, и скорее всего, военным. Я офицер в четвертом поколении. Мои прадедушка и дедушка — офицеры царской армии, папа — кадровый офицер Красной Армии, я — Советской Армии.
— У вас масса различных наград. Как вы относитесь к ним?
— Я всегда неловко себя чувствую, когда меня награждают. Наград много, но все они, как правило, получены за мою врачебную деятельность. Я лауреат Государственной премии Украины в области науки и техники. За что мне ее присудили? За научные труды и разработку новых методов лечения. А лауреатом премии имени Дувана за что стал? Есть такая болезнь Пертеса (остеохондропатия головки бедра). До моего прихода в санаторий таких больных лечили длительно — до четырех лет. Самое главное, что это лечение было из разряда «куда Господь выведет»… Я начал оперировать таких больных, когда приехал в Крым из Германии. Люди вылечивались за 2 года, головка восстанавливалась. Подсчитали полученный тогда колоссальный экономический эффект: люди лечились на два года меньше!
«Считать научно-обоснованными методики медико-социальной реабилитации детей, которые применяются (вместе с другими ведущими медико-реабилитационными и неврологическими центрами государства — ред.) в Евпаторийском детском клиническом санатории МО и рекомендовать их к внедрению в практику лечебно-профилактических учреждений страны»
Из решения президиума Ученого медицинского совета МОЗ Украины, 1998 год
— А есть награды, которые вам особенно дороги?
— Это первые из наград: «Отличнику здравоохранения» в 1974 году, а потом — знак «Отличник военного строительства». Очень дорожу и наградой православной церкви — орденом преподобного Агапита Печерского. Этот орден «за милосердие в лечении детей-инвалидов» в самом начале 2000-х годов мне вручил предстоятель Украинской православной церкви Московского патриархата митрополит Владимир. И еще одна награда, орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР», который я получил за три месяца работы в Армении после землетрясения, оперировал там. Там мне суждено было встретиться с Матерью Терезой.
— Какое впечатление на вас произвела эта встреча?
— Великолепное! Это человек, общаясь с которым ты проникаешься верой в то, что ты поступаешь правильно, что ты должен свою работу делать с любовью и верой в Бога.
— До знакомства с Матерью Терезой вы уже были верующим человеком?
— Как сказал один режиссер, недавно умерший, — все мы, когда идем в бой, вспоминаем Бога…
— Есть и другое похожее высказывание: «Не бывает атеистов в окопах под огнем».
— Я рос рядом с дедушкой, инвалидом Первой мировой войны, артиллеристом. Он был церковным старостой, дома была Библия, горела лампада… Папа мой дослужился до подполковника, но в партию так и не вступил. Дух приобщения к церкви давно у меня сидит здесь (указывает на грудь — ред.). Когда после войны мы вернулись на родину отца и мамы, то дедушка взял за руку меня и сестричку, повел в церковь и окрестил.
— С годами вера окрепла?
— Много в жизни было ситуаций, когда вера укрепилась, приросла. Сегодня она в душе, в сердце. Я хожу в церковь. Плохо, что мое поколение, нынешнее, воспитано в несколько атеистическом духе.
— Как вы, профессиональный врач, относитесь к Святителю Луке Крымскому, известному в медицинском мире как Валентин Войно-Ясенецкий, выдающийся хирург и исследователь?
— Когда бываю в Свято-Ильинском храме, подхожу к его иконе и всегда прошу, чтобы его умение, желание, настойчивость, ум сохранились в поколениях. Это удивительный человек. Недаром он причислен к лику святых. Есть завуалированная тема: у заместителя министра иностранных дел, постоянного представителя СССР при ООН и в Совете Безопасности ООН Якова Малика сын болел туберкулезом. И вот якобы по линии военных к нам в санаторий был приглашен Войно-Ясенецкий, который здесь, у нас в хирургии, прооперировал его. В журналах нигде не записано, а хирурги, которые могли бы подтвердить такой факт, — бывшие фронтовые хирурги, которые держали эту тайну под замком… Отношусь к нему с великим уважением и почитанием.
— Знание о том, что человек смертен, вас угнетает, вам оно безразлично, либо же, напротив, подвигает вас «спешить делать добро», как завещал замечательный врач Федор Гааз?
— Если жить и ждать своего часа — это пытка. Как сказала Раневская, если я проснулась и у меня ничего не болит, то я здорова. Я не живу под этим колпаком, — с постоянной мыслью, что я смертен. Все мы смертны. Когда это произойдет, — там рассчитано (показывает наверх. — ред.). Поэтому живу и стараюсь делать добро. И только.
— Вы уже не оперируете. Скучаете по операционной?
— Да.
— А сколько операций выполнили за всю жизнь?
— Десятки…
— Тысяч?
— Да.
— Академика Николая Амосова однажды спросили: большое ли у него кладбище. У кардиохирурга, коим являлся Николай Михайлович, — свои риски, у хирурга-ортопеда — свои. Тем не менее, вряд ли удавалось избежать так называемых медицинских неудач?
— Как на Библии, как на духу отвечаю: хоронить мне не приходилось. Но ошибки были. Они дорого давались мне и больным. Однажды четыре месяца не отходил от постели больного… Я все свои неудачи переносил всегда очень тяжко.
— Но теперь, когда оказываете консультативную помощь…
— Радуюсь. Ко мне приезжают из больших городов. Трудно объяснить почему, но у многих детей не видят того, что я называю «узнаю любимую по походке». Я только посмотрел — и мне все понятно. Радуюсь тому, что еще могу что-то полезное сделать!
Беседовал Василий АКУЛОВ.
Фото из архива А.М.Ненько.
Опубликовано в газете «Евпаторийская здравница» №31(19327) от 10.08.2018 г.